Рубашка Антонио пропиталась кровью, когда он прижимал к себе умирающего друга. И земля вокруг них окрасилась алым, тоже пропитавшись кровью Сальвадора.
На поле боя не было времени горевать. Сальвадор погиб в конце дня, поэтому в отличие от многих, чьи тела часами лежали на поле сражения, он вскоре был похоронен. В мерзлой земле могилу вырыть непросто. Копая ее, Франсиско и Антонио впервые за последние несколько дней согрелись. Чтобы похоронить мужчину, необходимо было вырыть внушительную яму, а куча земли, которая возвышалась на краю ямы, казалась до нелепости огромной в сравнении с покрытым саваном телом Сальвадора.
Весь следующий день они собирали оружие, брошенное итальянскими войсками. Другим было приказано стеречь пленных, и Антонио обрадовался, что их избавили от этой обязанности. Он не верил, что Франсиско сможет относиться к ним по-человечески. Да и он сам тоже, говоря по совести.
С этого момента ими овладела ярость. Друзья не нуждались в дальнейших напоминаниях, что они сражаются за правое дело. Хотя об этом уже и так было прекрасно известно, брошенное оружие и амуниция, которую они собрали, лишь подтвердили, что Италия нарушила соглашение о ненападении, которого придерживалась вся Европа. Это решение — не вставать ни на чью сторону во внутреннем испанском конфликте — уже попрали несколько стран. Документы, которые попали в руки республиканцев, подтвердили вероломство политиков. К тому же трофеи, взятые республиканцами, стали для них большим подспорьем. Они нуждались в любой поддержке, какую только могли получить.
Когда сражение при Гвадалахаре кончилось, они вернулись в Мадрид. Если солдаты жили неподалеку и у них были семьи, им разрешалось поехать домой в отпуск. Для Антонио и Франсиско и речи не могло быть о том, чтобы вернуться в Гранаду. Город находился в руках националистов, поездка домой неминуемо обернулась бы арестом.
Они остались в Мадриде, чтобы помочь укрепить баррикады. Хотя защитить город от атаки с воздуха было непросто, защитники поставили задачу превратить столицу в настоящую крепость. Много дней Антонио с Франсиско возводили стены из промокших под дождем мешков с песком, похожих на огромные округлые булыжники. Многие городские здания с выбитыми взрывом окнами сейчас напоминали медовые соты. Они были неизменным напоминанием о том, что Мадрид еще держится, даже если войска Франко и продвинулись по всей стране.
Антонио и Франсиско очень не хватало Сальвадора. Их дружба держалась на его сдержанном влиянии, его гибель оставила огромную пустоту в их сердцах. После стольких лет заботы о нем их раздавила собственная неспособность защитить друга от вражеской пули. Они не знали, куда забросит их судьба в следующий раз, их иллюзии развеялись. В рядах левых произошел раскол, и Франко воспользовался отсутствием единства.
— Проблема в том, что не хватает сплоченности, нет цельного ядра, — с тревогой заметил Антонио. — На что нам надеяться?
— Но если у людей есть твердые убеждения, у марксистов или коммунистов, почему они станут от них отказываться? — спросил Франсиско. — А если и так, будут ли они продолжать воевать?
— Вокруг масса увлеченных людей, — ответил Антонио. — Даже если они и не ярые республиканцы. Многие готовы сражаться. Но пока наши лидеры не придут к соглашению…
— …мы будем топтаться на месте, — закончил Франсиско. — Мне начинает казаться, что ты прав.
Хотя теперь милицейские бригады были объединены в Народный фронт, среди противников Франко возник раскол. Войскам Франко, казалось, оказывали все большее сопротивление, но среди простых коммунистов, анархистов, марксистов и остальных политических партий ширились распри, клевета и разногласия. Антонио страстно желал, чтобы лидеры каждой группы увидели, что единственный путь к победе — единство, но с каждым днем возникали все новые и новые разногласия и противоречия.
Путешествие Мерседес подходило к концу, приближалась Мурсия. Она выглянула в окно и вспомнила родителей. Сеньор и сеньора Дуарте не разговаривали все шесть часов поездки, и девушка решила, что такие враждебные отношения между супругами были совершенно несвойственны Конче и Пабло. Даже если родители и спорили, царившая в доме атмосфера всегда была теплой.
Анна большую часть поездки проспала.
В Мурсии, как и в других городах, люди дошли до того, что вымаливали подаяние на улицах, но они протягивали руки к таким же нуждающимся беднякам. Когда Мерседес и семья Дуарте спустились со ступеней шаткого старого автобуса, на котором они приехали, девушки заметили старика, играющего на трубе. Возле него танцевала собачка.
— Посмотри, Мерседес! — Анна восхищенно потянула Мерседес за рукав. То, что они увидели, послужило им небольшим утешением. — Какая хорошенькая, но смотри, какая она тощая…
Глаза собаки были такими же печальными, как и глаза ее хозяина. И вид этого дуэта, на первый взгляд такого очаровательного, вызывал жалость. Пары монет, брошенных в лежащую перед ними шляпу, было достаточно, чтобы не умереть с голоду, но несколько людей задержались, чтобы посмотреть представление.
— Я не могу думать ни о чем, кроме еды, — пожаловалась Анна. — Единственная часть тела, которую я чувствую, — это желудок.
Ее ноги и спина затекли от долгого сидения.
— Интересно, когда мы сможем поесть?
В магазинах можно было достать продукты, но семья Дуарте хотела быть уверенной, что денег хватит хотя бы на некоторое время. Сеньор Дуарте несколько недель назад снял с банковского счета все деньги, и сейчас невозможно было предположить, насколько их хватит. Он держал свой кошелек плотно застегнутым.