Возвращение. Танец страсти - Страница 93

— Мы ведь ничего не знаем об этой Мерседес, — выговаривал сеньор Дуарте жене. В комнате было немного людей, большинство отправились послушать музыку, которая непреодолимо притягивала к себе. — А если она коммунистка?

— Какая она коммунистка?! Что ты выдумываешь?

Мерседес приникла к щелке в двери.

— Потому что коммунисты повсюду. Экстремисты. Люди, которые это затеяли. — Взмахом руки он указал на хаотично разбросанные вокруг них вещи — символы разрухи.

— Как ты можешь такое говорить? Разве это их вина? — воскликнула сеньора Дуарте, повысив голос. — Ты напоминаешь своего брата.

Мерседес остолбенела от услышанного. Анна уже говорила, что ее отец очень зол на республиканское правительство, но теперь она понимала, насколько должна быть осторожна.

— Без этих rojos, — он произнес это слово, словно плевок, — не было бы никакой войны.

— Без Франко война даже бы не началась, — возразила ему жена.

Ярость переполняла сеньора Дуарте, он замахнулся на жену. То, что она перечила, было для него невыносимо.

Она вскинула руки, чтобы укрыться от удара.

— Педро!

Он тут же пожалел о содеянном, но исправить ничего было нельзя. Он никогда раньше не поднимал руку на жену, возможно, потому что раньше она ему так не возражала.

— Прости, прости, — беспомощно шептал он, горько сожалея о случившемся.

Мерседес была в ужасе от того, что муж бьет свою жену. Она твердо верила, что ее отец никогда маму и пальцем не тронул. Может, стоит вмешаться? Сеньор Дуарте явно старался как-то выплеснуть отчаяние, вызванное смертью единственного сына. По его мнению, виновны были все — не только бомбардировщики, которые оборвали жизнь его сына, и националистические войска, захватившие полстраны, но также и республиканцы, которым не удалось восстать единым фронтом против врага.

Сеньора Дуарте была настроена продолжать спор:

— Значит, ты говоришь, что лучше будешь жить под пятой у фашистов, чем отстаивать то, за что голосовал?

— Да, лучше так, чем умереть… да. Лучше так. Потому что смерть бессмысленна. Подумай о нашем мальчике. — Настала очередь сеньора Дуарте возражать.

— Я-то думаю о нашем мальчике, — ответила сеньора Дуарте. — Его убили те, чью власть ты собираешься поддерживать.

В обоих боролись злость и печаль — ссору невозможно было направить в конструктивное русло.

Сеньора Дуарте, вся в слезах, вышла из комнаты. Мерседес спряталась в тени, когда женщина проходила мимо. Ей нужны были туфли; девушка улучила момент, чтобы забежать и схватить их. Сеньор Дуарте поднял на нее глаза. Он всегда боялся, что их подслушивают.

Днем все четверо были готовы отправляться в путь. Из Альмерии в Мурсию шел автобус.

Глава двадцать пятая

Трое друзей снова покидали Мадрид. На передовую их сопровождали воодушевляющие слова Пасионарии.

На некоторое время итальянцы вывели свои войска из Харамы, и сейчас, в начале марта началось новое наступление на Гвадалахару, в пятидесяти километрах на северо-запад от Мадрида. Именно этого и ожидали друзья, их боевой дух поднялся, когда они ринулись в бой. Однако условия, в которых им пришлось сражаться, оказались абсолютно непредвиденными. С мощным танковым арсеналом, пулеметами, самолетами и техникой войска Муссолини намеревались нанести массированный удар по территории противника.

К тому времени как Антонио, Франсиско и Сальвадор прибыли на передовую, итальянские войска уже прорвали оборону и заняли господствующие позиции. Поддержка артиллерии не оставляла республиканцам никаких шансов. Потом изменилась погода. Пошел мокрый снег, и сразу людские ресурсы стали настолько же важны, как и оружие.

Дрожа в тонкой одежде под голыми деревьями, которые служили слабой защитой, люди стали коченеть от холода. Из-за мокрого снега гасли сигареты.

— Господи! — воскликнул Франсиско, изучая свою ладонь. — Я едва вижу собственную руку. Как мы отличим своих ребят от фашистов?

— Будет нелегко, — ответил Антонио, поднимая воротник и скрещивая руки на груди, чтобы согреться. — Может, потеплеет.

Он ошибся. Днем дождь перешел в снег, а потом спустился туман. Когда республиканцы начали контрнаступление, итальянцы в летнем обмундировании страдали от холода еще сильнее, чем их противники. Низкая температура стала врагом для тех и других, многие умерли от гипотермии. Антонио с удовлетворением понял, что итальянцы продвигаются слишком быстро, в хаосе тумана и снега их подразделения теряли связь с друг с другом. Топливо заканчивалось, техника буксовала, а самолеты не могли подняться в воздух.

К этому часу на поле боя верх взяли республиканцы.

— Кажется, хоть на этот раз удача повернулась к нам лицом, — жестами показал друзьям Антонио.

— Вероятно, потому что мы здесь, — с усмешкой ответил Сальвадор. — Теперь, Франко, держись!

У итальянцев большую часть времени связь отсутствовала, но и подразделение Антонио лишь смутно представляло себе общую картину. Вокруг кипели бои, но при нулевой видимости сложно было представить их масштабы. В холодном хаосе Антонио отчетливо слышал предсмертные крики умирающих, выстрелы, доносившиеся со стороны республиканцев.

Антонио старался держаться как можно ближе к Сальвадору, когда они бросились в атаку. Он успел доказать свою храбрость при Хараме, но, тем не менее, Антонио чувствовал огромную ответственность за друга.

Сальвадор уже открыл во время боя несколько преимуществ собственной глухоты. Он не слышал свиста пуль и криков раненых, но также не слышал предостерегающих возгласов. До самой последней минуты Сальвадор не испытывал страха. Единственное, что он мельком увидел, — перекошенное лицо товарища. Исполненный муки крик исторг не он, а Антонио, когда увидел, как его закадычный друг, дорогой El Mudo падает на землю.