Возвращение. Танец страсти - Страница 95

Хотя создавалось впечатление, что они готовы поделиться с Мерседес последним, девушка часто испытывала угрызения совести. Кроме своей компании и разговоров (девушка прекрасно понимала, что Анна привязалась к ней) она мало что могла предложить взамен. У нее давным-давно закончились деньги.

Анна с Мерседес пошли прогуляться, пока сеньор Дуарте искал, где им остановиться. Они бродили по улицам, и Мерседес неотступно преследовал образ танцующей собачки в гофрированном воротничке. Внезапно она поняла, как можно заработать, даже если сама мысль об этом приводила ее в трепет. Если она найдет аккомпаниатора, то сможет танцевать, а если кто-то заплатит, то она хоть чем-то отблагодарит семью Дуарте и перестанет быть для них обузой.

Сначала они зашли в одно из кафе на площади. Как и во всем городе в этот час, там царило запустение. Многие молодые люди уехали, чтобы вступить в ряды милиции, поэтому создавалось впечатление, что исчез целый общественный слой. Хозяин бара, мужчина средних лет, оказался довольно общительным. Вечером у него все же ожидался наплыв клиентов, и он готовился к их приходу. Выпивки, к счастью, хватало, а люди продолжали много пить. Дела шли неплохо. Он улыбнулся двум вошедшим девушкам.

— Чем могу помочь? — спросил он.

— Мы бы хотели у вас кое-что спросить, — дерзко начала Анна. — Моя подруга хочет танцевать. Она может выступить у вас?

Бармен перестал вытирать бокалы.

— Танцевать? Здесь, в кафе?

По его реакции было понятно, насколько необычна для него просьба, несмотря на то что по этим деревянным половицам ступали величайшие местные танцоры. На стене за баром даже висела подписанная фотография известной bailaora по прозвищу La Argentina.

Когда-то танцы были обычным делом — естественный ответ на звуки музыки, танцевать любили и взрослые, и дети. Теперь же такое невинное занятие, как танцы, имело политическую подоплеку.

Никто не удивился, что чувственное, свободолюбивое искусство фламенко, процветавшее во многих частях Испании, не встретило одобрения со стороны сурового, ханжеского режима Франко. И, что еще больше беспокоило людей, на некоторых республиканских территориях стали появляться плакаты, приравнивающие танец к преступлению. Их расклеивали анархисты; плакаты внушали страх и чувство вины. Когда Мерседес увидела один из таких плакатов на стене в Мурсии, она оцепенела. Как можно объявить танец вне закона?

«GUERRA A LA INMORALIDAD!» — кричал заголовок плаката. Наравне с распитием спиртного в барах, походами в кино и театры танцы были названы тем, что мешает борьбе против фашизма.

«El baile es la antesala del prostitution», — гласил также текст на плакате.

В городах, вероятно, были основания связывать танцы и проституцию, но эти две невинные молодые девушки, стоявшие перед барменом, казались слишком наивными и юными. Хозяин кафе был республиканцем, и так же, как Мерседес, приходил в ужас от того факта, что танцы приравнивают к преступлению.

— А что вы за это хотите? — спросил он деловым тоном, пытаясь скрыть свои истинные мысли.

— Вознаграждение, — уверенно ответила Мерседес. Впервые в жизни она собиралась танцевать исключительно за деньги, но жизнь изменилась, и правила тоже.

— Вознаграждение… Что ж, думаю, танцы привлекут больше посетителей в мой бар, тогда я смогу понять, за что должен вам платить. А если сами посетители захотят дать вам чаевые, в этом не будет ничего зазорного. Ладно. Почему бы и нет?

— Спасибо, — поблагодарила Анна. — А есть ли в округе человек, умеющий играть на гитаре?

— Думаю, есть, — ответил хозяин, развеселившись. В каждой деревне, в каждом селе всегда найдется человек, играющий достаточно хорошо, чтобы аккомпанировать танцовщице. Хозяин мог бы пригласить кое-кого часам к девяти, они бы прорепетировали несколько танцев здесь, во дворе перед выступлением.

— Еще одна деталь, — сказал он. — Думаю, тебе следует надеть что-то более… м-м… подходящее.

Мерседес зарделась, внезапно ей стало неловко за собственный вид. Она уже несколько недель не снимала юбку и блузку. У нее почти не было возможности постирать свои вещи, и она привыкла к въевшейся грязи.

— Но у меня больше ничего нет, — призналась она. — Я в этом ушла из дому. Взяла только туфли.

— Мария! Мария! — Мужчина уже кричал, повернувшись к лестнице, ведущей прямо из бара наверх, и спустя минуту там показалась худощавая женщина, его жена.

Их никто не представил.

— Она сегодня будет танцевать, — сообщил хозяин, кивая на Мерседес, — но ей нужно платье. Можешь для нее что-нибудь найти?

Женщина смерила Мерседес взглядом и ушла.

— Сейчас придет, — объяснил бармен. — Когда-то наша дочь танцевала — она чуть полнее тебя, но кое-что подойдет.

Через несколько секунд вернулась жена. У нее на руке висели два платья. Мерседес примерила их в задней комнате. Было удивительно вновь почувствовать вес оборок, их выразительные волнообразные движения у лодыжек. Красное платье с огромными белыми пятнами сидело на ней неплохо. Оно было чуть широковато в груди и рукавах, но в любом случае выглядело лучше, чем ее изношенная юбка.

Девушки ушли, пообещав вернуться позже.

Гитарист оказался довольно опытным, это был мужчина лет пятидесяти, который играл на многих вечеринках, но чаще выступал соло, а не аккомпаниатором. Их репертуар понравился зрителям и на несколько часов отвлек их от грустных мыслей. Временами раздавалось негромкое «Оле!».

Мерседес удивилась, как машинальны ее движения, когда она танцует только ради денег. Это было так не похоже на ее вселяющее надежду выступление в Альмерии! Люди бросали монеты в чашку, которую Анна пронесла по кругу, а хозяин кафе взял целую пригоршню монет из кассы и с улыбкой передал их Мерседес. Он неплохо сегодня подзаработал.