Возвращение. Танец страсти - Страница 82

— Давай уйдем с дороги! — прокричала Мерседес. — Это наша единственная надежда.

По иронии судьбы, единственным убежищем в поле были воронки, которые оставили разорвавшиеся ранее бомбы. Многие в оцепенении жались к этим воронкам. Бомбардировщики словно сами давали убежище своим испуганным жертвам.

Вскоре повсюду уже лежали людские тела, похожие на сломанные куклы.

К ужасу и смятению всех, кто шел по дороге, этот налет был не последним. Когда бомбардировщики закончили атаку, в небе появились истребители, началась новая волна террора. Чтобы внушить еще больший ужас, они стали обстреливать дороги и непосредственно людей. Стрельба велась вслепую, пули прорезали вопящую толпу двумя обжигающими пулеметными очередями. Для пилотов задача была слишком простой — они попали бы в цель даже с закрытыми глазами.

Матери рыдали, когда видели, что их дети падают как подкошенные. У некоторых было четверо, пятеро детей, и родители не могли их защитить. Старательно прицелившись, можно было убить несколько человек одним выстрелом.

Один раз двухместный самолет пролетел настолько низко, что Мерседес разглядела пилота, а за ним пулеметчика. Люди бросались врассыпную, надеясь уйти от пули, но все их действия были напрасны. Пулеметчик мастерски владел своим оружием, убивая десятки людей. Лицо пилота растягивалось в довольной улыбке, когда раздавалась пулеметная очередь.

Потом все стихло. Шли минуты, самолеты не возвращались.

— Кажется, улетели, — сказала Мерседес, пытаясь успокоить Мануэлу. — Нужно идти. Мы не знаем, когда они вернутся.

Воздух был наполнен стонами раненых и лишенных надежды. Перед многими встала дилемма: то ли хоронить убитых, то ли продолжать путь к спасительной Альмерии. Земля была твердой, копать было тяжело, но кое-кто все же попытался. Остальные укрыли тела своими последними одеялами и пошли дальше, унося с собой чувство вины и печали. Если погибла мать, ее детей тут же подбирали чужие люди, уводили прочь от ужасного зрелища — мертвого тела матери.

Два минувших дня Мерседес думала только о Хавьере. Не было ни минутки, когда бы любимый не занимал почти все ее мысли. Лишь после того, как вокруг посыпались бомбы, она очнулась от своих фантазий. И мысли о Хавьере впервые вылетели у нее из головы. Даже вероятность того, что человек, которого она любит, может оказаться где-то в этой редеющей толпе, казалось, больше не имела для нее значения. Ее основной заботой стало укрыть от беды это хрупкое создание — Мануэлу, а также ее сына.

Многие были ранены, а не убиты, и к тем, кто уже был ранен в Малаге, добавились новые жертвы. Нужно было продолжать идти, цель оставалась неизменной. Назад пути не было, и стоять на месте было нельзя.

Мануэла молчала. На секунду показалось, что она парализована страхом, но твердая рука Мерседес и сын, который тянул ее за руку, привели женщину в чувство. Они продолжили свой путь.

Там, где дорога повернула к морю, слышался шум прибоя, разбивающегося о скалы. Звуки природы приносили забвение. Пару раз Мерседес видела лежащих на пляже людей и не могла сказать, живы они или умерли. В любом случае рано или поздно их унесет в море, если они останутся здесь. Возле людей лежали ослы, они тоже умирали. Из их ртов вывалились раздутые языки.

На пятый день пути наступил момент, когда ненадолго выглянуло солнце и вода заискрилась. Мерседес почувствовала, что Хави тянет ее за юбку к морю. Ему казалось, что настало время поиграть, побросать камешки в воду, поболтать ногами в море.

В конечном итоге детство возьмет свое, но не сейчас. Слишком дико играть среди трупов.

— Нет, Хави, нет, — отрезала Мануэла, беря его на руки.

— Мы в другой раз придем на море и поиграем, — пообещала Мерседес. — Даю слово.

Днем, когда даже далекая птичка вызывала в ней ужас и воспоминания о самолетах, устроивших такую бойню, у нее была одна цель — дойти до Альмерии. Она опять мысленно вернулась к Хавьеру. Думы о нем поддерживали ее, пока они шли последние километры, но, чтобы найти его, ей нужен был новый план.

Некоторые люди никогда не дойдут до Альмерии. Среди них были раненые, падавшие на дорогу, и те, кто покончил жизнь самоубийством. Идущие с Мерседес ближе к хвосту потока истощенных людей видели тела тех, кто застрелился или повесился на деревьях. Они прошли так далеко, но отчаяние взяло верх. Не один раз Мануэле приходилось закрывать Хави глаза.

При виде зданий Альмерии возродилась надежда на спасение, и Мерседес чуть не заплакала от облегчения. Они все преодолели большое расстояние и заслужили награду. Ее первая мысль была о еде. Она просто мечтала о свежем хлебе.

Многих людей свалила усталость. Улицы Альмерии казались такими безопасными после уязвимой голой дороги, а тротуары были словно настоящие перины после ухабистой почвы предыдущей недели. Те, кто остался в живых, с благодарностью припали к земле, некоторые дремали прямо при свете дня; окружающие здания были для них как стены комнаты.

Как только они прибыли в город, Мерседес с Мануэлой встали в очередь за хлебом.

— Почему ты не вернешься в Гранаду, к своей семье? — спросила Мануэла, когда они стояли вместе в очереди. — Мы с Хави не хотим тебя терять, но нам больше некуда податься. Ты не обязана оставаться с нами.

Мерседес не хотела возвращаться домой, разве только в самом крайнем случае. Ее семья была очень заметной. И Хавьера в Гранаде не было — лишь одно это заставляло ее принять решение. Мерседес могла надеяться выжить, только оставаясь вне Гранады, и она могла стать счастливой, только найдя любимого. У него были все шансы выжить. Хавьер был моложе и здоровее большинства окружающих ее людей. Если им удалось бежать из Малаги, неужели он не успел?