Возвращение. Танец страсти - Страница 77

Она оторвала кусок от уже черствого крошащегося хлеба и медленно стала жевать, запивая водой. На какое-то время она перестала замечать все вокруг, полностью занятая утолением голода.

Не зная, насколько близко находится следующая деревня и сможет ли она купить там еды, Мерседес приберегла лепешку и апельсин про запас. Укрывшись от ветра, она закрыла глаза, и перед ними сразу же возник образ Хавьера. Он сидел на краешке низкого стула, согнувшись над гитарой, бросая на нее пристальные взгляды сквозь густую черную челку. В своем воображении она чувствовала его теплое дыхание, ей казалось, что он был всего в метре от нее и ждал, когда она начнет танцевать. Желание погрузиться в сон начало одолевать девушку. И хотя Мерседес понимала, что должна идти дальше, что с каждым часом ее надежда найти любимого все тает и тает, она легла и заснула.

Когда Антонио вернулся в «Бочку», над баром все еще горела тусклая лампочка. Когда он потянулся, чтобы погасить свет, его окликнули. От неожиданности он вздрогнул.

— Антонио…

В глубине кафе в сизой полутьме он разглядел размытый, но знакомый силуэт. Мать сидела за столом одна. Света уличного фонаря оказалось достаточно, чтобы он пересек комнату, ни разу не споткнувшись о стол или стул. Он увидел, что Конча сидит одна, и его сердце забилось от страха и тревоги. Он не знал, как ей сообщить о своем решении. Выдержит ли она такой удар?

— Мама! Что ты делаешь здесь одна?

Теперь, подойдя ближе, он увидел большой бокал на столе перед матерью. Это было совершенно не похоже на Кончу. Обычно перед закрытием бар убирал отец, и Антонио знал, что Пабло в конце вечера наливал себе бокальчик и выкуривал пару сигарет. Но только не мать. Она к вечеру так сильно уставала, что просто запирала дверь на засов и убирала оставшиеся на столе бокалы. Конча знала, что завтра утром Мерседес первым делом помоет посуду.

Мать молчала.

— Мама, почему ты до сих пор не спишь?

Было бы неплохо и матери немного расслабиться, но он почему-то испугался. Все в этом городе жили на грани.

— Мама?

Хотя был виден лишь неясный силуэт, Антонио заметил, что мама обхватила себя руками и потихоньку раскачивается из стороны в сторону. Казалось, что она укачивает ребенка.

— В чем дело? Что произошло? — настаивал сын.

Конча попыталась ответить, но ее речь была бессвязной из-за коньяка и слез. Попытавшись заговорить, она только расплакалась. Антонио не понимал, почему она плачет. Он крепко обнял ее, и, оказавшись в объятиях сына, она стала понемножку успокаиваться. Наконец он ее отпустил. Конча подняла к лицу свой цветастый фартук и шумно высморкалась.

— Я сказала, чтобы она шла, — запинаясь, проговорила Конча.

— О ком ты говоришь? Кому сказала?

— Мерседес. Я велела ей идти искать Хавьера. Без него она никогда не будет счастлива.

— Значит, ты послала ее в Малагу? — не веря своим ушам, переспросил Антонио.

— Но если ей удастся найти Хавьера, они смогут вместе куда-нибудь уехать. Она не могла продолжать чахнуть в кафе. Я смотрела на нее изо дня в день, видела, как горе добавляет ей лет. Эта война — ужас для нас всех, но хоть у Мерседес есть шанс быть счастливой.

В темноте Конча не видела, как кровь отлила от лица сына.

— Но Малагу бомбят, — заметил он, во рту пересохло от тревоги. — Я только что узнал.

Казалось, Конча не слышит сына.

Он взял материнские руки в свои. Было бессмысленно ругать ее в этот момент, хотя он знал, что отец не колебался бы ни секунды.

— Мы вынуждены жить здесь с нашими врагами, — продолжала Конча. — По крайней мере она получила шанс выбраться отсюда.

Антонио нечего было ей возразить. Его собственные взгляды совпадали со взглядами матери. Он понимал, что Конча права, говоря о бессилии, охватившем Гранаду. Хотя после военного переворота было пролито немало крови и совершены значительные разрушения, город захватили относительно легко; многие жители жалели о том, что не смогли оказать сопротивление. Другие города и поселки боролись намного более решительно.

— И когда она ушла?

— Сегодня утром собрала вещи. К обеду ее уже не было.

— А если ее спросят, что она станет рассказывать?

— Скажет, что направляется к тете в Малагу…

— Это почти правда, верно?

— …что ее тетя заболела, она хочет забрать ее в Гранаду, чтобы присматривать за ней здесь.

— Довольно правдоподобно, — заметил Антонио, желая заверить мать, что она поступила правильно, поддержав желание сестры, хотя и понимал, что всю дорогу ее будет подстерегать опасность.

Будучи в настоящее время главой семьи, он чувствовал, что должен проявлять больше беспокойства, если не злости, из-за безответственного поведения сестры. Они некоторое время сидели молча, потом Антонио подошел к бару и щедро плеснул себе в бокал коньяка. Запрокинув голову назад, он залпом выпил коньяк. От звона поставленного на стойку бара стакана мать вздрогнула и очнулась.

— Она вернется, если не найдет его? Она обещала?

Антонио видел, как глаза матери округлились от удивления.

— Разумеется, вернется!

Он хотел бы разделять оптимизм матери, но сейчас было не время зарождать в ней зерна сомнения.

Он обнял маму и тяжело вздохнул. Момент был неподходящий, чтобы раскрыть ей собственные планы, но тянуть дальше он не мог. Ему понадобится защита темной ночи, а сегодня облачное небо и новый месяц создавали идеальные условия для отъезда.

На следующий день рано утром, разбуженная холодным рассветом, Мерседес двинулась по главной дороге. Она казалась слишком открытой и уязвимой, но это был самый прямой путь в Малагу.