Возвращение. Танец страсти - Страница 59

Эмилио бросился прочь из комнаты. Все молчали до тех пор, пока не затих звук его шагов по лестнице на чердак.

Новости, которые передавали по радио и печатали в газетах, часто были немногим достовернее слухов, но общая картина становилась яснее: армия Франко не везде одержала победу, на которую рассчитывала, и, хотя некоторые города сдались на милость победителя, многие оказывали ожесточенное сопротивление и оставались преданными действующему правительству.

В Гранаде, как будто для того, чтобы заставить людей признаться, на чьей они стороне, националисты теперь заставляли мужчин записываться в охрану. Эти волонтеры носили синие рубашки и стали сподвижниками тирании. Существовало еще множество способов продемонстрировать свои взгляды, и цвет рубашки указывал, к какой именно правой группировке ты принадлежишь: к синим, зеленым или белым. Правые любили дисциплину и порядок.

К концу июля Антонио заметил, как подобная политика дает в Гранаде свои результаты. Забастовки прекратились, и какое-то время казалось, что ничего не произошло. Такси стояли на обычных остановках, магазины работали, кафе поставили навесы. Светило солнце, а жара была уже не такой удушливой, как на минувшей неделе.

Вроде бы ничего не изменилось, но на самом деле изменилось все. Тогда как большая часть страны оказывала сопротивление, Гранада, бесспорно, была на военном положении. Гражданским было запрещено ездить на автомобилях, были запрещены забастовки и ношение оружия.

Как-то Конча, еще одетая в ночную сорочку, пила утренний кофе, когда через парадные двери кафе вошел Игнасио.

— Доброе утро, дорогой, — приветствовала она его, вздохнув с облегчением при виде сына и, как обычно, воздерживаясь от расспросов, где он провел ночь.

Он наклонился, чтобы поцеловать мать во взъерошенную макушку, и обвил руками ее шею. Конча чуть не задохнулась от резкого запаха женских духов. Пахло ландышем или дамасской розой? Она точно не могла сказать, поскольку аромат духов смешался с таким знакомым запахом тела ее сына и запахом сигары (или двух?), выкуренной прошлым вечером.

Он подвинул к матери стул, сел и взял ее руки в свои. Многие годы ее прославленный сын-сердцеед отрабатывал на Конче свои умения. У нее не было любимчиков, но был один сын, который лучше двух других был способен найти путь к материнскому сердцу.

Игнасио должен был принять участие в нескольких представлениях этим летом. Начало сезона по крайней мере на время отложили, а это означало, что Игнасио был волен как птица. Он был явно доволен жизнью и самим собой.

— Все не так ведь и ужасно, верно? — сказал он матери. — Что я тебе говорил?

— Хотелось бы в это верить, Игнасио, — ответила она, глядя сыну прямо в глаза. В его черных зрачках пылала любовь.

Недели военного конфликта хватило, чтобы ее нервы стали напряжены до предела, и даже одного звука захлопывающейся двери было достаточно, чтобы она подпрыгнула. Все еще свежи были воспоминания о том, как соседей вытаскивали прямо из домов. Вчера они узнали, что и Луиса, и его сына Хулио расстреляли, и в ту же ночь дом Пересов был ограблен. Бедная Мария теперь дрожала от страха за свою жизнь и не выходила на улицу. Конча наведывалась к ней каждый день с момента ареста ее мужа и сына, но в то утро женщина была безутешна. Франсиско был слишком разгневан и не мог успокоить мать. Антонио целыми днями не оставлял друга одного, пытаясь обуздать его гнев. А сейчас Игнасио старался уверить ее, что «все не так ведь и ужасно».

Но настоящая проверка нервов на прочность еще ждала их впереди. Утро 29 июля началось с воздушного налета на Гранаду. Налеты продолжались вплоть до конца августа. Хуже всего было не то, что они разрушали их город. Хуже всего было то, что многие жители находились на стороне республиканцев, чьи самолеты теперь их бомбили.

Порой цели бомбардировщиков получали одобрение у тех, кто продолжал поддерживать законное правительство.

Однажды утром Антонио вышел с отцом на улицу и увидел пролетающие над головой самолеты республиканцев. Они нацелили пулеметы на башню собора. Несмотря на то что это была знаменитая святыня, шедевр архитектуры, вред, нанесенный великим строениям и месту захоронения времен Изабеллы и Фердинанда, не тронул ни отца, ни сына. Как и большинство людей, они поддерживали законное правительство республиканцев, которое уже давно перестало преклоняться перед алтарем, — настолько их возмущал тайный сговор между священниками и повстанцами. С самого начала противостояния католическая церковь встала на сторону военных.

Газеты продолжали играть свою роль в раздувании конфликта внутри семьи Рамирес.

— Опять эта фашистская газетенка! — воскликнул Эмилио, бросая презрительный взгляд на газету, которая лежала в баре. — Зачем он сюда это приносит?

В этой утренней газете был размещен детальный репортаж о победе националистической армии. Республиканцы посадили несколько своих самолетов в Армилье, еще не зная, что город уже захвачен военными. Когда экипажи сошли с трапов, их тут же арестовали, а фашисты радостно праздновали «доставку» новых великолепных самолетов.

— Какой подарок для Франко, — прокомментировал Антонио себе под нос.

Подобные истории отнюдь не способствовали поднятию боевого духа тех, кто поддерживал республиканцев. Хотя они продолжали сражаться за свои позиции, все еще могло обернуться по-другому.

В последующие несколько дней в Гранаде продолжались бомбежки. Гибли ни в чем не повинные люди, рушились дома. Сирены возвещали о воздушной тревоге, но, даже несмотря на то что граждан предупреждали о налетах, на самом деле прятаться было некуда. Временами под грудой камней оказывался кто-то из ополчения, но чаще всего гибли простые граждане, измученные ежедневными бомбардировками Гранады, разрушительная сила которых, казалось, с каждым днем только возрастала.