Возвращение. Танец страсти - Страница 58

В Гранаде остался один район, где продолжали оказывать решительный отпор войскам Франко, — Альбайсин. У семьи Рамирес, кафе которых было расположено на краю этого старого квартала, теперь были веские причины бояться за свой собственный дом и средства к существованию. Теоретически этот квартал мог бы защитить себя сам. Он располагался на крутом холме и был обнесен рвом в виде реки Дарро, которая протекала у его нижней границы.

Были возведены баррикады, чтобы заблокировать все выходы из Альбайсина. Учитывая его выгодное месторасположение, жители квартала имели большие преимущества по сравнению с войсками при защите своей «крепости». В течение нескольких дней велись ожесточенные бои, Рамирес видели, как многих из ополчения и штурмовых бригад уносят ранеными.

Радио Гранады неустанно передавало предостережение: всякий, оказывающий сопротивление ополчению, будет расстрелян, — но квартал не сдавался. Не было ни малейших сомнений, что в своей решимости удержать Альбайсин его жители пойдут до конца.

У них было бы больше шансов, если бы военные не оккупировали Альгамбру, которая возвышалась прямо над Альбайсином. Однажды днем Конча из окна спальни увидела, как квартал обстреляли сверху из миномета. Пули градом посыпались на Альбайсин, круша крыши и стены. Пыль быстро улеглась, когда солдаты-мятежники прекратили это обширное разрушение. Через секунду раздался гул аэроплана, и началась бомбардировка. Люди в Альбайсине стали отличными мишенями.

Сопротивление продолжалось несколько часов, но потом Конча увидела целые вереницы людей, которые появились в облаках еще не успевшей осесть пыли. Женщины, дети и старики, несшие тюки с одеждой и горсткой скарба, который удалось спасти из разрушенных домов, начали спускаться по холму. Трудно было что-то расслышать из-за пулеметной стрельбы, которая велась по крышам домов, и грохота артиллерийских снарядов, но, тем не менее, часто в секунды тишины слышался детский плач и негромкие стоны женщин, пробирающихся через баррикады.

Последние несколько мужчин, у которых кончились патроны, поняли, что игра проиграна, забрались на крыши домов и стали размахивать белыми простынями в знак того, что сдаются. Они храбро сражались, но понимали, что у фашистов достаточно оружия, чтобы сровнять с землей каждый дом в квартале.

Больше всего повезло тем, кто успел сбежать к республиканцам, но многие были арестованы.

В тот день Антонио пришел бледный, встревоженный, его волосы были в пыли, которая, казалось, висела в неподвижном воздухе.

— Они только что их расстреляли, — сказал он родителям. — Всех жителей Альбайсина, которых удалось арестовать. Просто хладнокровно расстреляли.

Для всех в семье осознание собственного бессилия явилось ужасным открытием.

— Они не знают пощады, — почти беззвучно прошептала Конча.

— Думаю, все обстоит намного хуже, скоро они это докажут, — согласился с ней муж.

Хотя изначально город захватили с впечатляющей хитростью, без капли крови, но в последующие дни поднялась волна насилия. Ночью беспрестанно стреляли, пулемет не умолкал ни днем, ни ночью.

Пять дней спустя после захвата гарнизона и прекращения бомбардировки Альбайсина страсти поутихли. Сейчас рабочие начали забастовку, которая оказалась единственным действенным методом заявить свой протест против происходящих событий. С доступным хлебом и молоком никто не умирал от голода, и в «Бочке» было относительно спокойно. Все Рамирес, за исключением Игнасио, который появлялся и исчезал с улыбкой на лице, старались не отходить далеко от кафе.

Муж Эльвиры Дельгадо находился в Севилье, когда войска заняли Гранаду, а его крайне правые взгляды удерживали его от путешествия по прилегающим территориям, которые до сих пор находились под контролем Республики. Из-за этого обстоятельства Игнасио еще больше радовался военному перевороту. Он купил номер «Эль Идеаль», сейчас лежавший на столике в баре, где пелись дифирамбы «прославленному генералу Франко», — политические пристрастия газеты сомнений не вызывали. Поздним утром Эмилио спустился вниз и увидел эту газету; ее заносчивые заголовки оскорбляли каждого, кто поддерживал Республику.

— Фашистский ублюдок! — воскликнул он, бросая газету через комнату. Страницы разлетелись по полу ковром.

— Эмилио, прошу тебя! — кричала мать. — Ты только сделаешь хуже.

— Хуже, чем уже есть, не бывает, разве нет?

— Но когда все уляжется, генерал Франко наверняка окажется не такой уж сволочью, — ответила она. Эмилио, как и мать, прекрасно понимал, что она сама не верит ни одному своему слову.

— Мама, я говорю не о Франко. Я говорю о своем брате. — Он поднял одну из страниц газеты и поднес ее к носу матери. — Как он смел принести в дом такую мерзость?

— Это всего лишь газета. — Даже если по всей стране ситуация была не ахти, Конча стремилась, чтобы в ее семье царили мир и спокойствие. Она старалась примирить братьев. Эмилио знал, что мать так же, как он, ненавидит все, что делает Франко.

— Это не просто газета. Это пропаганда. Неужели ты не понимаешь?

— Но, насколько мне известно, сейчас в продаже только такие газеты.

— Мама, послушай, пора тебе уже открыть глаза и узнать правду об Игнасио.

— Эмилио! — воскликнул Пабло, который пришел, услышав громкие голоса. — Довольно. Мы больше ничего не желаем слушать…

— Отец прав. Довольно с нас войны на улицах, давайте не будем повышать голос еще и дома.

В этот момент появился Антонио. Он знал, что давняя вражда между младшими братьями только усилилась. Это было связано с конфликтом, который подобно землетрясению потряс всю страну. Политические разногласия вошли в их дом. Бескомпромиссные консервативные взгляды тех, кто пытался захватить власть в стране, таили для Эмилио личную угрозу. Эти двое юношей так же неистово ненавидели друг друга, как республиканцы и фашистские войска, патрулирующие улицы Гранады.