Возвращение. Танец страсти - Страница 40

Не было ничего необычного в том, что маленькие девочки, ростом чуть выше отцовских колен, выступают в частных домах на местных пирушках, их юная красота и блеск были зрелищем, которое привлекало множество зрителей, даже если их матери и беспокоились за детские хрупкие косточки. Мерседес была не из тех, кто живет по указке. На крошечном чердаке она научилась щелкать пальцами, вращать телом и трещать кастаньетами. Ее никто не учил, она просто подражала сеньорам, которых видела, училась у них высокомерию, наблюдала за их шагами, впитывая, как губка, неистовство их движений. Для нее такое поведение казалось совершенно естественным, даже несмотря на то что в ее жилах не текла цыганская кровь.

Конча всегда удивлялась, почему Эмилио не раздражает присутствие Мерседес, но как-то ночью, когда она стояла у лестницы и слушала, ей удалось получить ответ на этот вопрос. Мерседес являлась дополнением к его музыке. Стук ее каблуков по деревянному настилу и хлопки в ладоши играли роль ударных.

Люди, проходившие по улице, иногда слышали быстрый перестук ее ног. Они поднимали голову вверх в надежде понять, откуда доносится звук. Топот был таким быстрым и ровным, как будто кто-то произносил вибрирующее «р» — настолько же быстро язык ударяется о небо.

Уже в двенадцать лет были заметны достоинство и несгибаемость характера Мерседес, ее выносливость, которые с годами расцвели в чувственность. У нее было такое же сердцевидное лицо, как у матери, ямочки на щеках и подбородке, меж бровей залегла глубокая морщинка. Блестящие пряди черных волос, струившиеся по спине, были настолько длинными, что она могла на них сидеть.

У нее была лучшая подружка, Пакита Манейро, которая жила в Альбайсине. Эту парочку часто видели во дворе, когда они наблюдали, как прядет сеньора Манейро. Пальцы женщины не останавливались от рассвета до заката, и даже ночью она, казалось, могла видеть в темноте и пряла ковры в мерцающем свете свечи. Это был тяжелый труд, но она свой выбор сделала сознательно. Ее муж умер пять лет назад, и она вполне могла бы отправиться на панель, чтобы заработать на жизнь. Там она быстрее и легче получала бы несколько песет ежедневно, чем занимаясь этим своим непосильным трудом. Когда она работала, две подружки танцевали перед ней, стуча железными набойками на носках туфель по булыжникам. Как и Мерседес, Пакита любила фламенко, но ей приходилось стараться изо всех сил, чтобы танцевать так, как подружка.

Поскольку Мерседес была единственной девочкой в семье, братья души в ней не чаяли и сильно баловали. Она всегда добивалась всего, чего хотела, никто не желал ее расстраивать — она загоралась как спичка. Надменное выражение лица танцовщицы фламенко стало ее сущностью.

Семья Рамирес жила в удовлетворительных условиях, даже если в доме не всегда царили мир и покой. Их дети были настоящими личностями — родители этому радовались, но в те дни, когда хлопали двери и бушевали страсти, они сильно горевали. Обычно зачинщиком конфликтов становился Игнасио, который не успокаивался до тех пор, пока не выводил из себя одного из братьев. Ему нравилось провоцировать обычно спокойного старшего брата Антонио, нравилось бороться с ним, чтобы доказать собственное физическое превосходство. Но больше всего его забавляло подстрекать на стычку Эмилио. С Мерседес Игнасио никогда не ссорился. Он поддразнивал ее, танцевал, заигрывал. Лишь Мерседес могла разрядить грозовую атмосферу, которая иногда сгущалась между братьями.

Несмотря на беззаботную и счастливую жизнь двадцатых годов, семья Рамирес с восторгом встретила провозглашение Второй республики. Для Испании это было подобно нежному весеннему ветерку. Кто-то нашел ключ, отпер дверь и распахнул окна. Ворвался свежий воздух, поднял пыль и унес с собой паутину. Хотя большая часть горожан неплохо питалась, многие в сельской местности перебивались с хлеба на воду. Землевладельцы держали работников в черном теле, давали сущие крохи, чтобы они просто не умерли с голоду и могли работать на полях. Некоторые посетители «Бочки» приходили издалека и рассказывали о суровой доле людей, которые живут в деревнях. У сестры Кончи были родственники, которые на своей шкуре испытали такое жестокое обращение.

Конча была взволнована новой свободой, особенно для женщин, которую принесла Вторая республика. Несмотря на то что Пабло никогда не притеснял ее, отмена «código civil», гражданского кодекса, который закреплял превосходство мужей над женами, стало знаменательным событием. Ко многим женщинам, которым повезло меньше, чем Конче, мужья относились как к рабыням.

— Мерше, ты только послушай! — воскликнула Конча. Хотя ее дочери было всего двенадцать, Конча уже видела, как повлияют некоторые из нынешних изменений на ее будущее. Она прочитала вслух из газеты: — Вот что там раньше было написано: «Муж обязан защищать жену, а жена обязана слушаться мужа… Жену представляет муж. Ей запрещено без его позволения появляться в суде».

Мерседес с непонимающим видом смотрела на мать. Имея таких любящих родителей, ребенок не понимал, что из этого следует. Старый закон действенно мешал женщинам разводиться со своими мужьями.

— А что в кодексе написано сейчас! — возбужденно продолжала Конча. — «Семья находится под защитой государства. Брак гарантирует равные права и мужчинам, и женщинам. Брак можно расторгнуть по взаимному согласию либо по требованию одной из сторон».

Но новые законы непосредственно не затронули семью Рамирес, хотя равенство в браке стало символом перемен, которые произошли после провозглашения Республики. Наступил расцвет образования и культуры — власть кучки аристократов казалась делом давно минувших дней.