— Что за спешка? — пьяным голосом спросил Джеймс. — Мне нужно выпить кофе!
— Хорошо. Но потом я бы хотела вернуться в Лондон.
— Мы поедем, когда я выпью кофе.
Соня позволила, чтобы последнее слово осталось за ним.
Она устала от переговоров и решила приберечь силы для главного.
В прихожей появилась Диана.
— Так ты уезжаешь? — спросила она, обращаясь к Джеймсу.
— Соня, кажется, думает, что мы уезжаем, — весело ответил Джеймс, играя роль заботливого мужа.
Во время четырехчасовой поездки в Лондон, пока Джеймс был увлечен романом Дэна Брауна, Соня размышляла над предложением Мигеля, которое он сделал ей перед отъездом из Гранады, — возглавить семейный бизнес.
На следующее утро в пять часов Джеймс распахнул дверь спальни.
— Я все еще жду, — сказал он.
— Что именно? — сквозь сон спросила Соня.
— Ответ.
Ее неподдельно недоуменный взгляд раздражал его.
— Танцы или наш брак. Помнишь?
Соня беспомощно посмотрела на него.
— Я улетаю в Германию и останусь там до пятницы, и будет мило с твоей стороны дать ответ к моему возвращению.
Соня уловила нотку сарказма в его голосе и поняла, что это еще не все.
— Я так полагаю, что ты не будешь никуда выходить, как обычно, — добавил он.
Соне буквально нечего было ответить. Или просто в этот момент ничего не хотелось говорить. Джеймс поднял сумку и уже через секунду спускался по лестнице.
Соня пошла на работу и весь день усердно трудилась. Во время обеда она позвонила отцу и попросила разрешения прийти к нему вечером.
— Я обещаю, что приду ненадолго, — сказала она. — И не нужно беспокоиться об ужине.
Джек Хайнс любил есть до шести часов и обычно в девять тридцать ложился спать.
— Хорошо, дорогая, я приготовлю тебе сэндвич. Я думаю, у меня найдется немного ветчины. Согласна?
— Это будет замечательно, папочка. Спасибо.
На работе скопилось много дел, которые надо было разрешить в тот же день, и к тому времени, когда она вышла из конторы, было уже шесть тридцать. Движение машин из Лондона в час пик было интенсивным, поэтому она позвонила в дверь отца в восемь.
— Привет, милая. Какой приятный сюрприз! В понедельник вечером! Это мило. Входи. Входи.
Радость, которую испытывал Джек при встрече с Соней, никогда не уменьшалась. Он, как обычно, суетился, когда ставил чайник, искал для нее салфетку, ставил на стол печенье в жестяной банке. Сэндвич из белого хлеба, нарезанного в виде треугольников, с несколькими слоями огурца внутри лежал на маленьком обеденном столике, стоящем возле стены.
— Спасибо, папа. Как приятно! Надеюсь, ты не против, что я пришла к тебе среди недели?
— Почему я буду против? День недели не имеет никакого значения для меня, не так ли?
Он вышел, чтобы приготовить чай. Когда он вернулся, еда была нетронутой. Соня не могла есть.
— Соня, давай, ешь! Держу пари, ты ничего не съела за день. Может, мне приготовить что-нибудь другое?
— Нет, папа, я действительно в порядке. Я сейчас поем.
— Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь?
Соня улыбнулась отцу. Казалось, ничто не изменилось за тридцать пять лет. Он всегда суетился по поводу того, как она ест, и беспокоился, что она неважно выглядит.
— Я в порядке, папа, — нежно сказала она. Соня так нервничала, что у нее тряслись руки, но она пришла, чтобы рассказать ему кое-что, и не могла уйти, не сделав этого.
— Я снова была в Гранаде, — тихо произнесла она. — Я встретила человека, который был знаком с мамой. Я даже не знала, что ее звали Мерседес.
— Я всегда называл ее Мэри. Здесь никто не мог выговорить ее испанское имя.
Джек осторожно выдвинул стул напротив Сони и присел.
— Как чудесно встретить кого-то из ее прошлого! Тебе повезло! А они многое помнят о ней?
Отец улыбался, проявлял сильное любопытство и хотел знать все, что Соне о ней рассказали.
Его дочь изложила аккуратно сокращенную версию истории. Один раз она упомянула Хавьера, но не так, чтобы отец чувствовал себя второстепенным персонажем по отношению к нему. Он подарил Мерседес Рамирес самые счастливые годы ее жизни, и этот яркий драгоценный камень не должен лишиться блеска. Когда придет время, она подумает, как представить Мигеля.
Джек Хайнс ничего об этом не знал. Он уважал желание жены не бередить прошлое.
— Она всегда говорила мне, что танец может развеять грусть и плохие воспоминания, — задумчиво сказал он. — И я верю, что так и было. Когда мы кружились на танцевальной площадке, она становилась легкой как перышко. Она бы не могла так танцевать, если бы на душе был тяжелый груз.
— Должно быть, для нее это было спасением, — сказала Соня. — Возможно, веселая обстановка, связанная с танцами, помогала ей выжить. Я даже точно знаю, что она имела в виду, когда говорила, что «танец может развеять грусть».
Некоторое время они сидели молча. Джек посмотрел на часы — он давно уже должен был быть в постели.
Соня маленькими глотками пила воду из стакана.
— Тот человек, который держит «Бочку», предложил мне стать хозяйкой кафе.
— Что? Он отдает его тебе?
— Не совсем, но юридически оно принадлежит семье Рамирес, а я единственный живой член семьи.
Больше всего Джека поразило именно это.
— Что ты скажешь, если я перееду в Испанию? Ты будешь навещать меня? — спросила Соня. Сейчас в ее голосе звучали нотки неподдельного возбуждения. — Потому что я не поеду, если только ты не выполнишь мою просьбу.