Возвращение. Танец страсти - Страница 126

126

— Все это время она ухаживала за детьми! — воскликнул отец, изучая аккуратный почерк дочери. — Последний раз, когда мы ее видели, она сама еще была ребенком!

— И она все еще танцует… — сказала Конча. — Это так прекрасно, что она все еще танцует.

Они без конца рассматривали письмо и обсуждали свой ответ.

— Это чудесно, что мы ее снова увидим. Интересно, когда она приедет? — восторженно спросил старик, так как она была его единственной дочерью.

Конча сразу перешла к делу. Она хотела все обсудить и найти решение в ближайшие дни. Пабло, с тех пор как побывал в тюрьме, стал немного медлительным.

— Я думаю, ей следует остаться в Англии, — резко сказала она. — Мы не можем позволить ей вернуться сюда.

— Почему нет? — удивился Пабло. — Война закончилась.

— Пабло, здесь все еще небезопасно, — категорично заявила Конча. — Как бы сильно мы ни хотели ее видеть, это не самое лучшее место для Мерше.

— Я не понимаю, — возмутился он, швырнув очки на стол. — Она просто невинная молодая девушка!

— Однако власти ее таковой не считают, — настаивала Конча. — Она покинула страну. Это считается враждебным поступком, да и к тому же она отказалась вернуться. Поверь мне, Пабло, скорее всего, ее арестуют. Я должна знать, что она в безопасности.

— А как же Хавьер? — продолжал возражать Пабло. — Она захочет его увидеть.

Вот это как раз больше всего волновало Кончу. Если Мерседес узнает, что Хавьер жив и находится в Куалгамуросе, она точно вернется. Ради безопасности дочери она решила утаить эту информацию.

В Уинтон-Холле Мерседес никак не могла дождаться ответа. Наконец среди писем из Испании, на марках которых был изображен новый диктатор, нашелся конверт из Гранады. Мерседес задрожала от одного только вида почерка матери. Она легко его узнала, и ей показалось, что мать совсем рядом.

Она разорвала конверт в надежде получить весточку от каждого, однако лишь разочаровалась. На одном листе было всего два сухих предложения: «Папа и я ждем тебя с нетерпением. Твоя сестра передает тебе привет».

Многое можно было прочитать между строчек. Новость, что ее отец дома, привела Мерседес в неописуемый восторг, однако она была озадачена и расстроена, так как ничего не узнала об Антонио. Она предчувствовала худшее. Мерседес прекрасно поняла смысл второго предложения. Бессмысленное упоминание сестры открывало перед ней все карты: «Я пишу не то, что думаю». Даже если Конча Рамирес и не смогла сказать больше, так как боялась, что письмо проверят, Мерседес поняла: ей не стоит приезжать домой. Она уже не та непослушная девчонка, а взрослая молодая женщина, которая прислушивается к советам матери.

Глава тридцать седьмая

В мае 1939 года, когда Уинтон-Холл наконец распрощался с последними детьми из Бильбао, Мерседес поняла, что пришло время уезжать и ей. В течение двух лет дом оберегал ее и служил крышей над головой, и она знала, что будет с любовью вспоминать роскошные поля и романтические сады.

Большинство сеньорит ушло в отставку, а другие учились на секретаря. Все начали изучать английский язык. За прошедшие два года в Англии немногие выучили хотя бы несколько слов. Проживая и общаясь только с испанцами, они преследовали главную цель — сохранить собственный язык и культуру. Великобритания — это последнее, о чем они думали.

Так же как и Мерседес, Кармен не могла вернуться домой. Как только установился режим Франко, ее отец и брат были арестованы. Они присоединились к сопротивлению, а власти поймали их на горячем — они уничтожили мост возле Барселоны. Оба были приговорены к смерти. Мать Кармен тоже посадили в тюрьму.

Когда пришло время прощаться, леди Гринхэм немного подобрела. Они понимали, что она была рада их отъезду, и ее тонкие губы, растянутые в улыбке, не могли никого обмануть. В отличие от нее глаза сэра Джона были полны слез. Он не показывал их, но все видели, что его переполняли эмоции. Они пообещали приехать, и он молча кивнул, прежде чем уйти.

Следующие несколько месяцев Мерседес прожила в нетерпении, волнении и трепете. Как и тогда, садясь на корабль, отплывающий из Бильбао, она надеялась, что это изгнание не продлится вечно.

Стало ясно — нужно ехать в Лондон. Там была небольшая испанская община, а так как она владела языком, у нее была возможность получить работу.

— Так непривычно находиться в городе, — сказала Мерседес Кармен, когда они выходили из вокзала Виктория Стейшен на оживленную улицу.

— Действительно, чувствуется некоторое облегчение, — ответила Кармен. — Я устала от сельской местности.

— Однако я поняла, что с меня хватит Бильбао, когда села на корабль, — заметила Мерседес.

— Ну, Лондон — это не Бильбао. Нам здесь понравится! Я в этом уверена!

Улицы Лондона были переполнены людьми. Двум испанкам они казались умными и целеустремленными.

В Финсбери-Парк испанская пара предложила им комнату, и они сели в автобус и отправились к назначенному месту. Сидя в первом ряду на втором этаже, они наслаждались поездкой по городу. Девушки едва верили своему счастью. Гайд-Парк, Оксфорд-стрит, Риджентс-Парк — они были наслышаны об этих местах, но увиденное в реальности превосходило то, что они воображали. Все было ярким, волшебным и живым. Наконец кондуктор объявил их остановку, и они вышли. До своего нового дома они дошли за пять минут. Это был особняк с террасой в викторианском стиле на милой улице, где восхитительно цвела вишня.

Хозяева дома приехали в Лондон до конфликта и были рады оказать услугу Комитету помощи детям басков. Мерседес и Кармен чувствовали себя уютно. Даже разрисованная керамическая плитка, которую они положили на стены, а также заключенный в рамку пейзаж Сьерра-Невады позволял и им чувствовать себя как дома.

126