— Где мы? — закричали из центра.
— Что там видно? — выкрикнул другой заключенный. — Что там происходит?
Это был еще не конец путешествия. Антонио в очередной раз выбрался из клетки и увидел десяток ожидающих их грузовиков. Заключенным было приказано забираться в кузова.
Мужчин, как сельдей в бочку, затолкали в грузовики, которые долго тряслись по ухабистой дороге. Где-то спустя час раздался скрип колес и внезапный визг тормозов. Заключенные качнулись в одну сторону. Двери открылись, а затем захлопнулись, засовы задвинулись, послышались крики, приказы, перебранка. Опять сердца заключенных сжались от страха. Они словно бы приехали в никуда, хотя Антонио показалось, что вдалеке он увидел предместья города.
Мужчины начали перешептываться.
— Было бы очень странно, если бы нас привезли сюда, просто чтобы убить, — размышлял мужчина, который последние четыре часа был прижат к Антонио лицом к лицу. От его зловонного дыхания Антонио чуть не задохнулся. Он понимал, что у самого пахнет изо рта не лучше, но от вони гнилых десен этого старого солдата Антонио чуть не стошнило.
Антонио уже хотел было ответить, как кто-то его перебил:
— Думаю, нас уже давно бы прикончили, если бы собирались.
— Не будь таким уверенным, — пессимистично заверил другой.
Спор продолжался, пока его не оборвал приказ одного из солдат. Заключенным велели идти по тропинке, которая вела от дороги, и вскоре они увидели место назначения. Перед ними появился ряд лачуг. Многим это зрелище принесло облегчение, люди заплакали: они смогут прожить еще один день.
Их выстроили рядами на клочке земли перед лачугами, к ним обратился капитан. Единственное, что они разглядели, — это узкие губы и высокие скулы. Антонио злило то, что глаза капитана скрывает козырек фуражки. Толпа молчала, замерев в ожидании. Впервые ими овладел оптимизм, когда они наблюдали, как двигаются губы капитана.
— Благодаря великодушию нашего великого генерала Франко вас ждет незаслуженно счастливое будущее, — заявил он. — Сегодня вам дается еще один шанс.
По толпе пронесся вздох облегчения. Тон его напыщенной речи вызывал у Антонио омерзение, но ее смысл заинтересовал. Капитан продолжал. Ему необходимо было донести послание, и ничто не могло его остановить.
— Вы, без сомнения, слышали, что был принят закон, дарующий прощение за упорный труд. За каждые два дня работы ваш срок уменьшается на один день. Для таких ничтожеств, как некоторые из вас, это слишком щедрое предложение, но генералиссимус издал декрет.
Его голос был таким, словно он проглотил горькую пилюлю. Капитан явно не одобрял подобную мягкость и предпочел бы, чтобы эти мужчины получили самое суровое наказание, но слово Франко — закон, а он обязан выполнять приказы.
Капитан продолжал:
— И что еще важнее, вы были отобраны для самого величайшего из всех дел.
Антонио стал испытывать страх. Он слышал, что заключенных использовали в качестве бесплатной рабочей силы, чтобы возводить города, например Бельчите и Брунете, которые сровняли с землей во время конфликта. Может, такова и его судьба.
— Вот что сказал каудильо, когда обнародовал свои планы. Цитирую…
Капитан расправил плечи и стал говорить еще более пафосно. Ирония заключалась в том, что его голос был намного более глубоким и мужественным, чем у Франко, чей тоненький задыхающийся голосок был всем знаком.
— «Я хочу, чтобы это место имело величие древних святынь… стало местом успокоения и размышления, где будущие поколения смогут отдать дать уважения тем, кто сделал Испанию лучше…»
Он, как молитву, нараспев произносил слова Франко, но вскоре его тон стал резче.
— Место, которое вы должны возвести, — Долина Павших. Этим монументом мы почтим память тысяч людей, которые погибли на войне, чтобы спасти нашу страну от грязных красных — коммунистов, анархистов, членов профсоюза…
Капитан говорил на повышенных тонах. Он довел себя до такого неистовства, что фуражка зашаталась, а на шее вздулись вены. Его истерику едва ли можно было остановить. Те, кто стоял к нему ближе всего, почувствовали, как ядовитая слюна слетела с его губ, когда он произнес последние слова. Он почти кричал, хотя в этом не было необходимости, учитывая, что слушающие хранили мертвую тишину.
До каждого доходили слухи об этом плане. Они убедились, что находятся в Куалгамурос, недалеко от Мадрида и совсем рядом с Эскориалом — местом захоронения королей. У Франко явно была особая цель в этом проекте. Хотя этим памятником он хотел почтить память солдат, погибших ради него, главным образом это будет мавзолей самого Франко. Капитан-фанатик закончил свое обращение. Он поручил подчиненным развести заключенных по лачугам.
— Теперь мы знаем, зачем нас сюда привезли… — сказал старик, находившийся все путешествие рядом с Антонио. — Это лучше, чем быть запертым в четырех стенах.
Слова старика вдохновили некоторых заключенных, хотя были и другие, кому его веселый голос действовал на нервы. После всех этих месяцев и даже лет, проведенных в невзгодах, казалось невероятным, что у кого-то в голосе совсем не слышится горечи.
— Да, создается впечатление, что мы еще полюбуемся солнышком, — ответил Антонио, стараясь говорить убедительно.
Лачуга, которая теперь должна была стать их домом, совершенно не походила на тюремную камеру, где они целыми днями были заперты в помещении без окон, а единственным источником света была электрическая лампочка, которая горела двадцать четыре часа в сутки. В лачуге тоже было грязно, но по крайней мере имелись окна во всю стену с одной стороны и два ряда из двадцати коек с широкими проходами между ними.