Возвращение. Танец страсти - Страница 98

Когда закончилось это божественное выступление, отец поднял глаза и встретился взглядом с Мерседес. Настал ее черед. Поговорив со старшим гитаристом в начале вечера, она узнала, что отец и сын тоже не местные. Они несколько месяцев назад покинули Севилью и сейчас выжидают, когда смогут вернуться домой. Пока это слишком опасно.

— Люди будут рады увидеть настоящее фламенко! — улыбнулся он, показывая большую щель между передними зубами.

На маленькой деревянной сцене, где уже выступили мальчики и девочки, а также пара женщин постарше, танец Мерседес превратился в нечто большее, чем просто выражение страсти и силы, характерное для фламенко. Примитивная мощь ее движений достигла сердца каждого зрителя. Глухие раскаты «Оле!» издавали как мужчины, так и женщины, очарованные этой изумительной танцовщицей. Гитаристы заставили их забыть, но Мерседес напомнила, что их страна разорвана на части. В ее движениях воплотилась вся боль, которую они ощущали, когда думали о ружьях и орудиях, повернутых против них. После двадцати минут танца ей нечего было больше им дать. Ее последний удар ногой, от которого затрещали половицы, бесспорно, означал вызов. «Мы не сдадимся», — казалось, говорил он; раздались бурные аплодисменты.

Люди заинтересовались Мерседес. Многие, с кем она беседовала той ночью, не могли понять, зачем она стремится в Бильбао, где, по их мнению, было очень опасно.

— Почему бы тебе не остаться здесь? — интересовалась женщина, в доме которой она остановилась. — Тут гораздо безопаснее. Если хочешь, можешь пожить в этой комнате.

— Вы так добры, — отвечала Мерседес, — но я должна ехать. Тетя с дядей уже давно меня ждут.

Было проще соврать, чем сказать правду. Она еще не утратила веру в то, что найдет Хавьера, даже если его образ начал стираться в ее памяти. Она просыпалась по утрам и тщетно пыталась представить себе его лицо — иногда она не помнила абсолютно ничего, даже общих черт. Временами ей приходилось доставать из кармана фотографию Хавьера, чтобы вспомнить его черты, чистые миндалевидные глаза, орлиный нос, красивый рот. Тот счастливый момент в Малаге, когда был сделан этот снимок, казался таким далеким, как из другой жизни. А такую ослепительную улыбку, казалось, теперь можно было найти только в исторических книгах.

Находясь вдалеке от всех, кого она знала, от всего, что было знакомо, Мерседес чувствовала, как в сердце растет пустота. С того момента, когда исчезла из виду семья Дуарте, она чувствовала себя хрупкой и оторванной от мира. Сколько ее уже не было дома — недели, месяцы? Она едва ли могла ответить. Чем исчислять время? Его незыблемость превратилась в пыль.

Мерседес была уверена в одном: если она зашла так далеко, то должна продолжать свой путь. Она не обращала внимания на новое ноющее сомнение в том, что сможет когда-либо встретить объект своих поисков.

Она встала ранним утром, чтобы наверняка успеть на автобус, который, как ей сказали, доставит ее к месту назначения. Несколько часов автобус трясся по дороге к Бильбао и наконец прибыл на окраину города, а вскоре Мерседес поняла, почему ее намерение поехать в Бильбао встретило минувшей ночью такие скептические взгляды.

От окраины Мерседес подвез врач, который высадил девушку на главной городской площади.

— Я не хочу вас бросать, — вежливо сказал он, — но в Бильбао сейчас непросто, многие стараются отсюда уехать.

— Знаю, — ответила Мерседес, — но мне необходимо быть именно здесь.

Врач увидел, что ее не запугать, и не стал лезть с дальнейшими расспросами. По крайней мере он сделал все, что мог. В отличие от этой молодой женщины он не собирался ехать в Бильбао, если бы не врачебный долг — его ждал целый госпиталь раненых.

— Честно сказать, не думаю, что этот город долго продержится, поэтому берегите себя.

— Постараюсь. — Мерседес попыталась улыбнуться. — Спасибо, что подвезли.

В городе царил хаос: частые воздушные налеты, страх, отчаяние и паника. Ничего этого не было минувшим летом в Гранаде и даже в Альмерии среди травмированных беженцев из Малаги.

Бильбао, казалось, был несказанно далек от тех маленьких городков, где она останавливалась, которые не затронула война (если не духовно, то физически). Город постоянно находился под разрушительным огнем. День и ночь его бомбили с моря и воздуха. Порт был блокирован, и запасы еды практически закончились. Люди выживали на рисе и капусте, если не готовы были есть ослов. Другого мяса не было. Мертвые тела были обычной картиной. Они лежали на улицах, сложенные, как мешки с песком. Каждое утро их увозили на телегах в морг.

У Мерседес была лишь одна причина, почему она приехала в этот ад, — оставался последний ключик, чтобы найти Хавьера. На клочке бумаги, лежащем в ее сумочке, был написан адрес. Может, там она его найдет. Даже слабая надежда на это приводила ее в восторг, она с нетерпением стремилась туда.

Первые несколько человек, к которым она обратилась, сами были не местными, совсем как она. Владелец магазина, скорее всего, знает, куда ей идти, подумала Мерседес и толкнула первую попавшуюся дверь. Это был магазин хозтоваров, но товаров тут было не больше, чем на обычной кухне. Посетителей тоже не было, но старик хозяин все равно сидел в темной комнате возле кассы, убеждая себя, что дела идут, как обычно. Услышав звук колокольчика, он внимательно взглянул поверх газеты.

— Чем могу помочь?

Мерседес потребовалось время, чтобы глаза привыкли к полутьме, но она двинулась на источник звука, натолкнувшись на стол, заваленный пыльными сковородками.