Возвращение. Танец страсти - Страница 89

Тепло церкви, полумрак и сильный мускусный запах свечей убаюкивали Мерседес. Девушка предполагала, что именно уют привлекал сюда людей. Для нее тоже было бы проще остаться здесь, но становилось слишком душно. Мерседес должна была выйти на свежий воздух.

На улице было тихо. В мусоре рылся отчаявшийся пес. Еще один гнался за газетой, страницы которой напоминали грязную птицу, пытающуюся взлететь. Собаки с подозрением посмотрели на Мерседес, на мгновение их глаза вспыхнули голодным огнем. Эти животные, вероятно, не ели несколько дней. В былые времена они жирели на щедрых объедках из ресторана, но сейчас в мусорных корзинах для них не было ничего, даже косточек.

Мерседес теперь была полностью уверена, что ее поймет любой, хоть раз в жизни испытавший непреодолимую силу взаимной любви: она не может вернуться в Гранаду. Она вспомнила слова, с которыми мать провожала ее в дорогу, и рассчитывала, что та не станет осуждать ее за то, что она пошла дальше, а не вернулась домой. Мерседес верила, что Хавьер — ее единственная любовь и, каким бы горьким ни был конец, она обязана его найти. Даже сам процесс поиска и непоколебимая вера в то, что он найдется, притупляли боль разлуки.

Не зная, куда приведут ее ноги, она неспешно брела по улице. У нее было время подумать. Может, она ничем не отличается от людей в церкви. Они «знают», что Бог есть, их вера в чудо Воскрешения была нерушима. У нее была своя вера: она знала, что Хавьер жив. Когда она стояла на тротуаре, решение пришло само собой. Она пойдет на север, слушая свой внутренний голос. У нее была лишь одна зацепка — дядя Хавьера жил в Бильбао. Вероятно, ее любимый там, ждет ее.

Хотя теперь она почти не испытывала страха, путешествовать одной все же было рискованно. Мерседес понимала, что безопаснее ехать в компании. В Альмерии беженцев было не счесть, среди них многие собирались покинуть город. Вот с ними она и могла бы поехать. Решив навести справки, она завязала разговор с двумя женщинами. Сами они планировали на некоторое время остаться в городе, но рассказали Мерседес, что есть одна семья, родители с дочерью, которая вот-вот собирается уезжать.

— Я слышала, что они скоро уедут, — сказала женщина помоложе своей сестре.

— Да, верно. У них родственники где-то на севере, именно туда они и направляются.

— Когда получим свой хлеб, мы найдем их. Тебе нельзя ехать одной. Уверена, в компании гораздо лучше.

В оговоренный час, прижимая к груди свои краюхи хлеба, они поспешили к школе на окраине Альмерии, где эти две женщины обосновались вместе с сотней остальных беженцев. Мерседес было дико видеть классные комнаты, где взрослых теперь было в несколько раз больше, чем детей, а парты и стулья грудой лежали в углу. На полу были разостланы старые одеяла. На стенах все еще висели забавные детские рисунки. Теперь они казались неуместным напоминанием о том, как старый порядок перевернулся с ног на голову.

Сестры нашли место, где они оставили свои пожитки; в этой же комнате сидела и женщина средних лет. Казалось, что она штопает носок, но при ближайшем рассмотрении Мерседес поняла, что та пытается починить свои туфли. Их кожа была настолько тонкой и изношенной, что ее можно было шить обычной иголкой. Кое-как она починила свою обувку. Без туфель далеко не уйдешь.

— Сеньора Дуарте, это Мерседес. Она хочет ехать на север. Может она отправиться с вами?

Женщина продолжала шить. Она даже не подняла глаз.

Мерседес ощупала руками закругленные носки своих танцевальных туфель, лежащих по одной в каждом кармане пальто. Иногда она забывала о них, но они всегда приятно оттягивали ее карманы.

— Мы пока не едем, — ответила сеньора Дуарте, взглянув наконец на Мерседес. — Но, если хочешь, можешь поехать с нами.

Слова были произнесены без намека на теплоту, что уж говорить об искренней радости. Хотя в комнате было душно, Мерседес задрожала всем телом. Она понимала, что людей лишили возможности заботиться об окружающих. Многие повидали ужасные зверства, она прочла это в глазах сеньоры Дуарте. Люди редко интересовались незнакомцами, а иногда и своей семьей.

Несколько минут спустя подошла девушка возраста Мерседес.

— Ну, что-нибудь достала? — спросила мать, даже не взглянув на дочь.

— Столько, сколько дали, — ответила девушка. — Но совсем немного. Едва хватит на одного.

— Но нас трое, включая твоего отца, и четверо, если эта девушка решится поехать с нами, — возразила мать, указав на Мерседес кивком головы.

Мерседес сделала шаг вперед. Женщина, которая ее представила, уже ушла.

— Ваши знакомые сказали мне, что я могу отправиться с вами, поскольку мы едем в одном направлении. Это вас не стеснит?

Мерседес говорила с долей сомнения, опасаясь, что получит такой же холодный прием от дочери, как и от матери.

Девушка смерила ее взглядом с ног до головы без тени подозрения, а только с интересом.

— Конечно, нет. — Говорила она с неподдельной теплотой.

— Пойдем поищем, где это можно приготовить, — сказала она, размахивая пакетиком с чечевицей. — Уверена, мы придумаем, как это сделать. Я вижу, у тебя есть немного хлеба.

Две девушки встали в очередь возле маленькой кухни. Сейчас все привыкли стоять в очередях. Здесь знакомства перерастали в дружбу.

— Прости, кажется, мама была не слишком-то дружелюбна.

— Не стоит. Я же совершенно незнакомый человек. Почему она должна со мной любезничать?

— Раньше она такой не была.

Мерседес взглянула девушке в лицо и увидела свою копию. Это была молодая девушка с глазами старухи, исполненными печали, как будто она уже повидала в жизни немало боли и страданий.